Пещера - Страница 32

– Ну и перепуганный у вас вид, – Тритан засмеялся. – Не доверяете мне? Не верите, что я умею делать это без боли?

– Без боли не бывает, – сказала Павла неуверено.

– Спорим, – предложил Тритан серьезно. – На килограмм конфет. Теперь смотрите в сторону, а пальцы сжимайте и разжимайте, вот так…

Он что-то делал с ее рукой – она ощущала страх, но не боль; она смотрела на сложное устройство с зеркалами и сенсорами – и не понимала его назначения. Ей было не до того.

Кович ненормальный. Потому он трижды преследовал ее в Пещере, потому он выдумал эту историю с машиной…

Ведь выдумал же. Хотел напугать, отомстить… И добился своего, чего и говорить, добился – именно с тех пор в жизни Павлы появились и страхи эти, и нелепости, похожие на бред наяву…

– Все, – сказал Тритан с удовольствием. И согнул ей руку, и она снова ощутила его ладонь – теплую, расслабляющую, надежную. – Все, Павла. Вы мне проиграли.

– Тритан, – сказала она испуганно. – Бывает так, чтобы… ни с того ни с сего кого-то хотели специально… убить?

Ей показалось, что она говорит очень долго. Хотя на самом деле она выдавила из себя две отрывистых фразы.

Но и они произвели должное впечатление. Никогда еще Павла не видела Тритана таким серьезным.

– Где это было? Место?

– Угол… Улицы Кленов и… кажется, улицы Надежды… Может быть, мне померещилось. Может быть, я вам морочу голову… Я просто… Ну, мне теперь на улице страшно. Это же странно – чтобы человек на улице… чего-то боялся… Тритан, вы же не думаете, что я сумасшедшая?!

– Павла… Успокойтесь. Уж я-то прекрасно знаю, как выглядят и что говорят сумасшедшие… Скорее всего, это была действительно случайность. Неаккуратный водитель…

– Но Кович говорит, что видел… сверху, с балкона… что все было подстроено СПЕЦИАЛЬНО! Был сигнал и…

Павла запнулась.

Смуглое лицо Тритана потемнело еще больше. И глаза потемнели тоже, и Павла вдруг с ужасом поняла, что Тритан убежден в том, что иногда людей СПЕЦИАЛЬНО сбивают машинами. Так БЫВАЕТ…

Он прочитал на ее лице ее страх. И снова взял ее за руку, профессиональным движением провел от плеча к локтю, заставляя расслабиться:

– Вам совершенно нечего бояться.

– Кому это надо? – спросила Павла потеряно. – Вы знаете, кому это надо?..

– Никому… Это случайность. И больше она не повторится.

Глядя ему в глаза, Павла осознала вдруг, что да, действительно, случайность, не стоит брать в голову, больше не повторится.

Облегченный вздох получился сам собой. Хотя особенного облегчения она так и не испытала.

Тритан чуть прикрыл глаза:

– Павла… А почему Кович следил за вами? Кович – кто?

Она сглотнула.

«Не говори. Не стоит, Павла. Послушай… умного человека. Ну зачем мне… зачем нам это надо?.. Кого это интересует, это наши личные, интимные дела…»

– Тритан… Кович – это режиссер. Он…

Зависла пауза.

– Павла, дружище, ну вот мне совершенно все можно сказать. Я с самого вашего прихода понял, что вы что-то в себе принесли…

– Кович, – Павла вздохнула. – Кович… Он сааг.

Коротко и просто. И Тритан, кажется, не удивился; впрочем, Тритан – особый случай. Для него разговоры о Пещере естественны…

Как все, о чем он считает нужным заговорить.

– Он… ТОТ сааг, – с запинкой уточнила Павла. – Вот… все.

* * *

Потоком черных упругих мышц он перетекал из коридора в коридор, из перехода в зал, из зала в новый переход; под ногами был голый сухой камень, подушечки его лап ощущали каждую выемку, каждую шероховатость, ступали беззвучно, совершенно беззвучно, и даже воздух не вздрагивал от его приглушенного дыхания, а ведь одним глубоким вздохом он мог бы пустить по Пещере небольшой сквозняк – такой объемной и мощной была его грудная клетка.

Он шел. Он тек. Его вывернутые ноздри трепетали.

Крупицы запаха сочились сверху; одним длинным прыжком он одолел переход, ведущий с яруса на ярус. Здесь, сказало ему обоняние. И он ощутил первый толчок охотничьего азарта.

Здесь.

Мерцали на стенах лишайники; душа его истосковалась за крупной добычей. Даже десяток пойманных тхолей не заменит счастья охоты на сарну. На осторожную, непростую добычу.

Пол был по-прежнему гладок и лыс – а значит, он оставался невидимым. Нюх сарны слишком слаб, чтобы защитить ее – а слуху ее он не даст пищи. Никакой.

Азарт поднимался в нем, заливал и захлестывал; он чувствовал, как все быстрее и быстрее ворочается в жилах кровь. Здесь сарна. Одна. Там, за веером расходящихся темных коридоров…

Сарны сильны – но слабеют от ужаса. Восхитительно слабеют. Вплоть до полной покорности.

Он уже не шел и не тек – он бежал. Несся, едва касаясь камня подушечками лап. Там, в глубине подушечек, чесались когти. Готовые выстрелить и пронизать живое мясо насквозь…

Сделать неживым.

Спустя несколько мгновений он увидел силуэт – изящный, хрупкий, по красоте свой схожий с известковыми узорами на стенах Пещеры. Перемигивались на стенах камни-самоцветы, высоко под потолком кружились светящиеся жуки; воздух напоен был запахом сарны. Сладким, свежим, вызывающе теплым запахом.

Он остановился на долю секунды – чтобы получить от этого мига как можно более полное наслаждение.

А насладившись, кинулся.

Тело его работало безотказно. Время растянулось. Уже вися в прыжке, он видел, как сарна медленно поворачивает голову, как ее миндалевидные, с поволокой глаза вдруг расширяются, теряют изящество, делаются круглыми, как у барбака…

Опускаясь, он успел поймать мгновение ее страха. Слабости. Конца.

Потом был вкус крови.

Потом мир помутился. Он справлял праздник охоты, он был пьян, он был трезв, он был возбужден и спокоен, он был счастлив. Он был СОБОЙ…