Театр пустел; последние зрители уходили из буфета. Раман, расслабленный рюмкой коньяка, бездумно брел через зрительское фойе – и у самой лестницы ощутил вдруг взгляд.
И оглянулся.
За высоким буфетным столиком стояла Павла Нимробец. Чуть напряженная, чуть виноватая, с соломинкой для коктейля в нервных тонких пальцах; рядом с ней помешивал кофе некий странный, с виду рассеянный, но с цепкими глазами субъект.
Они что же, вместе?..
Еще секунду назад Кович мог сделать вид, что не заметил Павлу. Еще секунду назад, но не теперь; Павла бледно улыбнулась, а тот, с цепкими глазами, приветливо приподнял краешки губ.
Все-таки, кто он, чернявый?.. Странно, если у Нимробец такой ухажер. Ей скорее пошел бы круглолицый мальчик в очках… Простой и понятный, как сама Павла. Впрочем, кто сказал, что Павла простая?!
Раман додумывал все это, а лицо само складывалось в благожелательную, чуть высокомерную улыбку, и ноги неспешно шагали по направлению к буфетному столику, и слова возникали как бы сами собой:
– Добрый вечер… Рад видеть вас в нашем театре. Вам понравился спектакль?
Павла поспешно кивнула:
– В особенности второе действие…
Понимает, подумал Раман едва ли не с досадой. Соображает. Сечет… Второй советник, к примеру, никакой разницы не заметил. Но Второй советник и хвалил искренне – а Павла, говоря «понравилось», стыдливо отводит взгляд…
Он обернулся к ее спутнику. Посмотрел ему прямо в глаза – и понял, что этот человек ему не нравится. Но не смог сообразить, почему.
– Это… – Павла явно нервничала. – Господин Кович, это Тритан Тодин, эксперт…
Она запнулась; ее спутник улыбнулся:
– Эксперт из центра психологической реабилитации, – у него был богатейший голос, актерский, глубокий и низкий, с широчайшим диапазоном интонаций. – Мы вместе с Павлой работаем в одной весьма интересной программе… А в настоящий момент я помогаю ей преодолеть одну небольшую сложность. Понимаете, какую?..
Раман молчал.
Вероятно, нечто подобное испытали сегодня его актрисы. Когда в поисках нужных ассоциаций он заговорил о Пещере; растерянность, замешательство, стыд. Его ткнули носом в проблему, о которой он старательно не думал. Пытался забыть, или, что вернее, пытался обойти, обернуть на благо искусству… в частности, на благо сегодняшнему второму действию. И ведь получилось же…
– Я просил Павлу не беспокоится, – сказал он, глядя в сторону. – Забыть досадный инцидент. И по возможности не привлекать… третьих лиц…
– Не у всех ведь такие железные нервы, как у вас, – спокойно возразил Тритан Тодин. – Вы можете пережить это в одиночестве – а Павла не может… Случай, когда люди УЗНАЮТ друг друга вне Пещеры – крайне редкий случай. И часто влечет за собой психологические травмы… и даже необратимые, – Павла дернулась, Тритан Тодин успокаивающе накрыл ее ладонь своей смуглой рукой.
Что у них за отношения, подумал Раман с каким-то отстраненным любопытством. Не похожи на любовников – но вот этот жест… Это доверие, с которым льнет к своему спутнику глупая девочка Павла…
– Ну вот вы, – Тритан Тодин взглянул Раману в глаза, пристально и в то же время непринужденно. – Наверняка у вас были проблемы… в отношении сарн. Возможно, и сейчас еще…
Павла невольно огляделась, будто боясь, что разговор подслушивают; Раман тоже испытал мгновенную неловкость. Не страдая ханжеством, он все же поражен был профессиональным бесстыдством Тритана.
Он усмехнулся в ответ, сухо и вежливо:
– Нет… В настоящее время у меня нет жалоб к психоаналитику. Поверьте, когда они возникнут – я обращусь к вам самостоятельно.
Павла невольно втянула голову в плечи: девчонка тонко ловила интонации. Драматургия встречи требовала конфликта, и Раман ждал его, за широкой улыбкой скрывая напряжение; Тритан Тодин на конфликт не пошел. Даже на микроконфликт.
Он улыбнулся – так смущенно и виновато, что Раман опять поразился, на этот раз скорости его перевоплощения:
– Я не хотел вас обидеть… Простите. Но единственная моя цель – чтобы моя сотрудница Павла Нимробец пережила этот стресс целой и невредимой. И поскорее его забыла… Разве вы не поддержите меня в этом желании?
Раман посмотрел на Павлу. Соломинка в ее пальцах была изломана, будто коленвал, а глаза не отрывались от пустого стакана с оранжевым осадком на дне.
– Что же я могу сделать? – спросил Раман медленно.
Тритан Тодин просительно прижал ладонь к груди:
– Уделить нам двадцать минут времени… Лучше сейчас. Я понимаю, что уже поздно, но двадцать минут, право же, это не так много… особенно если речь идет о человеческом спокойствии и вере в себя. Правда?
Раман только теперь почувствовал усталость. Всю усталость этого дня, тяжелую утреннюю репетицию, дневной визит в Управление, Второго советника в ложе, тягучий, неровный спектакль…
– Пойдемте, – сказал он прохладно. – Пойдемте ко мне в кабинет.
Сплетения коридоров – артерии и вены, по которым вздохами и отзвуками струится жизнь; она шла, еле слышно шелестел ветер, текущий с верхнего яруса, подобно холодному ручью. В глубокой щели дышал ручей, невидимый и легкий, будто ветер, она шла, ее копыта утопали в плотной губке лишайников, и время от времени шаг ее поднимал в воздух крохотную, мерцающую искорку. Лишайники тускло светились, воздух пах камнем и влагой, а впереди жила, колыхалась вода, и звук ее – самый прекрасный из слышанных ею звуков…
Пещера спокойна. Пещера порой убивает, но сегодня обычная, ничем не примечательная ночь, и потому Пещера спокойна.