Пещера - Страница 59

Никто не пришел. Вероятно, посещение Тритана было возведено в ранг восстанавливающей процедуры.

Глава шестая

* * *

Полдня и полночи он сидел над бумажным листком, постепенно теряющим белизну. Он выписывал в столбик имена всех актеров театра, он наскоро зарисовывал явившиеся из подсознания картинки; утром, когда позвонил господин Мырель с телевидения, Раман пребывал в состоянии сытой благополучной сомнамбулы.

– Доброе утро, господин Кович… Как вам понравилась передача?

Кто-то кому-то что-то передал, подумал Раман удивленно. Передача…

Господин Мырель ждал ответа; Раман хмыкнул, кашлянул, переспросил:

– А?

– Передача, – господин Мырель старался говорить четче и громче. – Вчера, в девятнадцать ноль-ноль… Ведь вы смотрели?

Пес раздери, подумал Раман благодушно. «Раман Кович: облик современного режиссера»…

– Очень хорошо, – сказал он, удивляясь собственной забывчивости. – Вы знаете, вполне, вполне… Органично.

– Я рад, что вам понравилось, – сказал господин Мырель тоном, не терпящим возражений.

– Да, – Раман рассеянно кивнул. – Спасибо, господин Раздолбеж. До свидания.

И повесил трубку. И нахмурился, пытаясь осознать, что такое сказал не так; понял, мрачно рассмеялся, побрел в ванную. Взглянул на собственное небритое отражение, состроил гримасу: вот он, неприкрашенный облик современного режиссера…

Павла обиделась бы. Если бы знала, как постыдно он забыл о собственной телеперсоне…

Он скрипнул зубами. Отложил зубную щетку, вернулся к телефону, набрал по очереди несколько привычных уже номеров.

– К сожалению, господин Тодин сейчас не может выйти на связь… Перезвоните вечером. А лучше завтра.

– Вы сказали ему, что с ним хочет говорить Раман Кович?

Короткие гудки. Видимо, дамочка, закончив тираду, не затруднила себя выслушиванием ответа.

Он явился в театр на час раньше обычного. Отчасти потому, что был взбудоражен и не находил себе места, отчасти потому, что хотел посмотреть, как неунывающий подмастерье Дин проводит с молодыми актерами обязательный тренинг.

Уже на подходе обнаружились двое увиливающих – двое парней в спортивных костюмах курили на лестнице, вместо того чтобы прыгать и ползать вместе со всеми в большом репетиционном зале. Внезапное появление Рамана повергло их в трепет; он не сказал ни слова, но уже спустя секунду оба лентяя оказались в числе работающих, причем лезли из кожи вон.

– Музыку, пожалуйста… Ваши движения не должны совпадать с ритмом музыки. Ваши действия должны быть абсолютно нелогичны, а звуки, которые вы издаете, не должны быть похожи на человеческий голос… Без пошлостей, помните о вкусе!.. Начали…

Кович тихонечко встал в темном углу, у стенки.

Пластичные и не очень. Умные и не особенно. Для его новой работы ему не нужны актеры, ему нужны типажи… Кроме, естественно, героя и героини. Клора Кобец не подойдет… Совершенно новые лица, может быть, из массовки, может быть, вообще с улицы, или из другого театра…

– Стоп!.. Десять секунд успокаиваем дыхание…

Концертмейстер в углу завел что-то размыто-лирическое; ребята бродили по площадке, по-настоящему углубившись в себя. Прав был Кович, в принудительном порядке введя эти утомительные нудные тренинги…

– Пошли по кругу, раз-два… Сана, в центр, внимание, у Саны мячик… горячий! Начали!..

Кович смотрел. Сана, невысокая, год назад приглашенная из детского театра на роль мальчика в какой-то сказке – эта самая зажигательная Сана кидала партнерам воображаемый мячик, а те перебрасывали его в ладонях, морщась от воображаемого жжения, и с явным облегчением кидали обратно.

– Холодный!.. Сана, ты что, сама не чувствуешь, какой он холодный?!

Сана швырнула «мяч» зазевавшейся Клоре Кобец и сунула озябшие руки под мышки. Руки-то действительно мерзнут…

– Не попадайте в ритм! Следите, чтобы не попадать в ритм музыки! Дальше… Мяч эротический! Получив его, получаете заряд сексуальной энергии, вперед!..

Раман не смотрел на каждого в отдельности – но видел всех. На площадке невозможно спрятаться; Раман видел лентяев, не утруждающих себя душевными затратами, равнодушно изображавших внешние проявления страсти. Разглядел нескольких девчонок, имевших о «сексуальной энергии» исключительно теоретические познания; как же они собираются работать в театре, не имея представления о жизни?!

А вот эта, вечно бегающая в массовке, имя которой… кажется, Лица. А вот она, между прочим, выделяется среди прочих свободой и искренностью. Самозабвенно работает, забыв о недоеденном завтраке и рваных кроссовках, о билетах на автобус и генеральной уборке в общежитии; ворошит какие-то собственные воспоминания, по-честному, глубоко ворошит, какие-то очень личные, подлинные манки…

Вот, угодила в ритм музыки – и сбилась, вернула Сане «мячик», занервничала, устала…

Раман вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

* * *

…Это был детеныш схруля; его мягкое коричневое рыльце еще не успело вытянуться и принять характерные хищные очертания, и потому выступающие зубки не казались опасными. По крайней мере, пока.

Сарна не двигалась с места; ее уши, без того навостренные, напряглись сильнее.

Схруленок лакал небрежно, беспечно, схруленок до половины опускал морду в темные струи источника и ничего не знал о смерти. Схруленок был уязвим, но не беспомощен; широкие лапы, упиравшиеся в камень, поблескивали полукружиями белых, вполне окрепших когтей.

Сарна тоже хотела пить – но не двигалась с места.

Потом ее уши сообщили о приближении третьего; если бы это был взрослый схруль, то тут же, у водопоя, жизнь хищного детеныша прекратилась бы, так и не не начавшись толком. Но сарна знала, что не схруль и не барбак идет сейчас, переваливаясь, по узкому тоннелю перехода – иначе ноги ее давно несли бы ее сквозь паутину запутанных ходов, и уши ловили бы отзвук копыт, указывая единственно верное направление…