Какая лабуда.
– Сейчас налево, – заискивающе пробормотал парень, в то время как Павла, отлично знавшая дорогу в лабораторию Бариса, свернула направо. Сопровождающий, впрочем, будто ждал от нее такой странности и немедленно подхватил под локоть, разворачивая в нужном направлении:
– Нет, сюда…
Будто бы я бильярдный шар, подумала Павла с неудовольствием. Который катится по ровному полю, а его направляют, куда…
А почему, собственно, налево?!
– А куда мы идем? – спросила она удивленно. – К Барису?
– К Барису, – подтвердил охранник, и рука его, готовая уже выпустить Павлину руку, вдруг сжалась сильнее. – К Барису, как договаривались… К нему…
Павле вдруг сделалось страшно.
Тюбик помады, застрявший в щели тротуара. При чем тут помада… Рев саага в переходах пещеры…
Она споткнулась в третий раз. Сопровождающий сдавил ее руку что есть силы; мне больно, хотела она сказать – но во рту у нее внезапно пересохло.
Безлюдные коридоры.
Павла только теперь поняла, что никогда не бывала в этой части больницы. Запах чистого белья, теплый воздух из вентиляционных решеток, кварцевые лампы…
– Куда мы идем?!
Во рту у охранника…
А если он никакой не охранник?!
Во рту у него белой шеренгой стояли обнаженные в улыбке зубы. И рука, сжимающая Павлин локоть, сделалась совсем уж железной:
– Идемте… Пожалуйста… Ну, Павла…
Когда-то давным-давно, в детстве, с ней случилось нечто подобное. Когда она купалась в реке, нырнула – и защемила ногу в пасти подводной коряги. Тогда была тошнотворная паника, бешеное желание вырваться на поверхность, совершенно напрасные усилия… как сейчас…
Он тащил ее за собой. Теперь он ее тащил, а она такая слабая после всех этих опытов, она может только…
Теплый, узкий, душный коридор.
– Мне надо в туалет, – сказала она тонко, и колени ее подогнулись. – Мне очень, очень…
Держащая ее рука ослабила хватку на одно только мгновение – но внезапно проснувшийся инстинкт жертвы подсказал Павле момент для рывка.
Р-раз!
Ударил в лицо теплый и влажный воздух. Переходы Пещеры… нет, полутемный коридор с толстыми трубами вдоль стен. Она должна бежать. Она должна спасаться. Так велит инстинкт.
Топот ног за спиной. Пружинящий пол глушит шаги, но этот топот…
Почему он не окликает ее?! Он боится шума, если она сейчас закричит…
Резкий поворот, два коридора, направо и налево, Павла потеряла мгновение, не зная, куда свернуть, но топот ног за спиной…
…если она сейчас закричит, может быть, ее услышат?!
Железная дверь.
Павла пережила долгую секунду отчаяния, потому что больница приучила ее к запертым дверям – но железная дверь смилостивилась над ней и поддалась ее усилиям.
Темнота.
Вернее, полумрак, одинокая синяя лампочка в углу, горы скомканной ткани… Стеллажи… Склад? Прачечная?
Она нырнула под влажную, пахнущую дезинфекцией гору белья в тот самый момент, как на пороге темной комнаты встал силуэт ее преследователя. Вернее, за волосок до этого момента, за волосок времени, потому что преследователь не успел…
Тишина. Тихое урчание воды в толстых трубах вдоль стен; или это не вода?..
Человек, две минуты назад бывший Павлиным сопровождающим, стоял в дверях, и Павле казалось, что он видит в темноте.
Легкие требовали воздуха, много воздуха после быстрого бега, и пыль, попадая в горло, заставляла Павлу сильнее зажимать руками рот и нос.
Дышать нельзя.
И кричать нельзя тоже – потому что преследователь обнаружит ее первым.
Где охрана?!
Из руки преследователя упал тонкий луч света. И пополз по скомканному белью, и там, где он достигал ткани, расползалось по простыням белое яркое пятно.
Сквозь щель между складками тяжелого пододеяльника Павла смотрела, как пятно движется. Будто живое существо. Как ядовитый паук, Павлиному воспаленному воображению представились даже десятки суетящихся лап…
Пятно прошлось по стене, на секунду осветив толстую вертикальную трубу и широкий люк на ее боку. Крышка люка была приоткрыта, оттопырена, будто презрительная губа.
Павла задрожала.
Пятно возвращалось, переползало с горы на гору, еще секунда – и Павла увидит в его свете собственную ногу, прикрытую одним только краешком наволочки…
Инстинкт помог ей безотказно.
За мгновение до неминуемого разоблачения инстинкт толкнул ее вперед и вверх. Преследователь опоздал всего на это самое мгновение – Павла подскочила к люку, сорвала крышку и швырнула ее преследователю в лицо, и это было еще мгновение, нужное Павле затем, чтобы, сдирая бока, кинуться в темноту люка – неизвестная труба не казалась ей страшнее преследовавшего ее человека.
Почему?
Она не думала. За нее решал инстинкт, может быть, тот самый, за которым так усердно охотились все эти исследователи, Барисы, да и Тритан…
– Тритан! – крикнула она за миг до падения.
Падение было мягким. На кучу все того же белья.
Кварцевые лампы.
Инстинктивно прикрывая глаза, Павла поднялась на четвереньки, ковыляя, добралась до закрытой железной двери – заперто!
За ее спиной что-то грузно упало в груду белья.
Другая дверь – стеклянная, за дверью – коридор, в конце его – женская фигура в белом, медсестра или прачка, вот она поворачивает голову, сейчас…
Павла схватила воздух ртом, готовясь закричать.
В этот момент на лицо ей с разгону опустилась широкая ладонь.
Гадость, которой невозможно дышать. Гадость, гадость!..
Темнота.
Переступив порог клиники, он почувствовал себя персонажем детского кино. Так называемого «детектива».